Двадцать лет и четыре зимы. Зима четвертая. END!

[Dafna-Cullen]

Двадцать лет и четыре зимы
Автор: Seraphim Braginsky
Беты (редакторы): Айлен
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Пэйринг или персонажи: Гилберт/Иван(Пруссия/Россия)
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Повседневность, AU
Предупреждения: OOC
Размер: планируется Мини
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе
Описание:
Гилберт любит зиму. Именно в это время года в его жизни происходят самые важные вещи.

Посвящение:
Машеньке) Лёлику) Сашке-вредине) Люблю вас, ребята.
Отдельное спасибо Кире за пинки, а то вы бы еще долго не увидели это)

Публикация на других ресурсах:
с разрешения

Примечания автора:
Я опять со своими сопливыми историями =_= Мне стыдно, да.

Четвертая зима

Твои счастливые глаза я понимаю, но мы далеко зашли
И со дня на день обещает быть гроза
Не красят нас такие дни,
В которых мы уходим друг от друга и находим ночью лишь фонари

Кукрыниксы - Твои счастливые глаза

Четвертая зима.

Гилберту двадцать шесть. Он, как идиот, стоит на улице в почти тридцатиградусный мороз в вязаной шапочке с узором в виде снежинок. В аэропорту полно народа, но такси как назло нет. Толстая и маленькая стрелка на циферблате лениво ползет к одиннадцати. Черт.

Большинство нормальных людей уже наготовили ведро оливье и сидят дома с домашними. Вручают подарки, зажигают бенгальские огни, ссорятся, мирятся, главное - вместе. А он тут один.

Раньше он ненавидел этот праздник, но теперь все должно быть по-другому.

Иван, наверно, уже и не ждет его. Может, он спит, укрывшись тем самым клетчатым пледом, под которым они спали вместе еще в студенческие года, в общежитии, когда в самые крещенские морозы вырубили отопление. А может, просто стоит у окна, вычерчивая знакомые инициалы на запотевшем стекле...

Гилберт вздрагивает, когда прямо перед ним резко тормозит заляпанная грязью Волга. Дверца резко распахивается, и ему насмешливо улыбается венгр с фисташково-зелеными глазами, в его каштановых волосах синие блестки, а за ухом бумажный цветок из салфетки.

- Эрж?!

Нет, таких совпадений не бывает даже на Новый год!

- Давай быстрее, принц, а то карета уедет, меня Соня ждет дома, - хмыкнул Хедервари и тут же расхохотался в голос, глядя на ошалевшую физиономию Гилберта. - Не стой столбом, не только у тебя командировки в Новый год бывают.

- Ага, - на автомате отзывается Гил, но тут же замирает, как громом пораженный. Точно, как он мог забыть! - Подожди минутку, я сейчас!

Когда Гил прибегает расхристанный, но сияющий, как новенький пятак, Эрж смотрит на него, как на сумасшедшего. Но Гилберт только подмигивает.

- Трогай, служивый!

В машине пахнет хвоей, настоящей, а не тем суррогатом, что обычно в виде картонной пахучей елочки вешают перед лобовым стеклом, на сиденье парочка острых зеленых иголок впивается в руки. Сама машинка совсем старушка и совершенно не подходит модно одетому венгру. Как впрочем и бумажный цветок в волосах. Все это отдает каким-то сюрреализмом и Гил почти уверен, что он все еще спит в самолете, но машина резко тормозит перед знакомым домом и Гилберта буквально силком высаживают перед подъездом, хлопнув на прощание по плечу. И поминай как звали!

"Ишь как торопится. Видать жена ждет. А он ждет меня?.. "

Байлшмидт снова ощутил то самое почти детское волнение, что он испытывал в Новый год, когда не мог дождаться отца и мать с очередного приема, и сидел в одиночестве среди дорогих бездушных игрушек и все ждал, ждал...

Он теперь не один.

Квартира встречает его мерным шипением жарящихся котлет, которые, впрочем, уже давно превратились в памятник самим себе из угля, мерцанием китайских лампочек, обвивших чуть кособокую, но сочно-зеленую красавицу, горкой оранжевых очистков на столе и спящим клубочком Ваней на кухонном диване.

Гилберт торопится разуться, нетерпеливо стряхивает с плеч запорошенное снегом пальто, и подходит к спящему на диване Ивану. Котлеты все еще шипят, и Гил как то отстраненно думает, что надо бы выключить плиту, но не может оторвать взгляда от расслабленно и по-детски мягкого выражения лица Брагинского. Он, трогательно положив ладонь под голову, тихонько сопит. Край очередного свитера с парнокопытными окрашен в розовый свекольным соком. Селедка под шубой гордо возвышается на столе.

"Старался, готовил. Ждал значит" - с почти иррациональной нежностью думает немец и зарывается пальцами в пепельные мягкие волосы. Светлые ресницы чуть дрогнули.

- Гил?..

- Ну привет, хозяюшка, - усмехнулся Гилбрт, чувствуя, как губы против воли растягиваются в широкой улыбке. Ваня, сонный и встрепанный, в дурацком свитере, с торчащей прядкой волос и следом от подушки на щеке. Такой домашний и родной...

Гилберт с запозданием замечает, что Брагинский сжимает в руке что-то красное. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это леденец-петушок. Это была их маленькая традиция - дарить эти дешевые, но вкусные сладости друг друг каждую зиму.

Хорошая традиция. Навевает воспоминания.

- Я думал, ты уже не приедешь, - смущено улыбаясь проурчал Иван, и тут же сграбастал Байлшмидта в медвежьи объятья. Тот лишь хохотнул, сжимая русского в ответ и утыкаясь носом в русую макушку. - Как ты хоть доехал? Сейчас же проще деда Мороза вызвать, чем найти трезвого таксиста!

- Не дай боже твоего деда вызвать. Северный олень подвез, - подмигнул Гилберт, радуясь, что "олень" никогда не узнает об этом комплементе, и тут же добавил, пытаясь сохранить максимально серьезно выражение лица, - Вань, я должен сказать тебе кое-что важное.

- Да? - Чуть напрягшись отозвался Иван, внимательно вглядываясь в глаза немца.

Гил, ничуть не смущаясь, опускается на одно колено и, порывшись в карманах, достает красного петушка на деревянной палочке - близнеца того, что Иван сжимал в руке.

- Ровно двадцать лет назад я встретил мальчика, которому не с кем было встретить Новый год, и позже он сказал, что если я загадаю желание, то оно сбудется. И оно сбылось. Теперь я хочу исполнить его желание. Давай проведем все следующие зимы вместе?

Ваня улыбается. Чисто и светло. В его глазах давно нет льда, а вот руки все такие же холодные. Целуется он нежно, смущенно пряча взгляд за тенью от ресниц, а у его губ яблочный вкус карамели на палочке.

Брагинский буквально валится на него с дивана и они, смеясь и шутливо лупя друг друга диванными подушками, прокатываются по ковру. Под рукой что то хрустит.

- Ой, у него хвост сломался, - восклицает Иван, показывая петушка с отломленным боком.

- Что бы это значило? - хмыкает Гил, придвигаясь ближе и целуя его в висок, вдыхая запах морозной свежести и малинового чая.

- Может, то, что кое-кто будет меньше петушится в Новом году?

- Вот уж врят-ли. - тут же отзывается Гил. - К слову, где мой свитер?

- Он тебе сейчас разве что на голову налезет, - хихикнул Иван, но послушно полез под диван, вытаскивая запыленную коробку и извлекая на свет божий тот самый свитер, что когда-то связал для Гилберта. Еще одна светлая традиция - одевать его каждый год. - Что там дальше по плану?

- М-м, спасти котлеты? - натягивая свитер, максимально невинно вопрошает немец. У Вани на лице появляется совершенно очаровательное выражение нашкодившего кота.

- Ой. Ну вот, опять. Каждый раз одно и тоже, - Иван, кажется, немного расстроен, но Гилберт только хохочет и целует его в кончик носа.

- Это тоже традиция! Мы ритуально сжигаем котлеты, как символ заевшего быта! - пафосно вещает Гилберт, забравшись на диван и откусывая голову бесхвостому петушку.

- Мда? А книги сказок ты мне даришь каждый год в честь чего? - хмыкнул русский, отправляя котлеты в ведро к мандариновым очисткам.

- Чтоб ты помнил, какой принц тебе достался, - оскалился Байлшмидт, уворачиваясь от пущенной в него мандаринки.

- Когда ж ты успел из копытца налакаться? - иронично спросил Иван, опускаясь рядом с Гилом на диван, попутно сдирая обертку со своего леденцового петушка.

- А ты возьми и расколдуй! - с вызовом откликается Гилберт, хитро щурясь. - У нашей сказки будет счастливый конец.

Они целуются под бой курантов. В сиреневых глазах вопреки всем законам природы зимой цветут подсолнухи, и отражаются в других, алых. Да, у этой сказки будет хороший конец.

А за окном мягкими белыми хлопьями падал снег и мороз рисовал причудливые узоры на стекле. Все, что ему осталось, кусать за нос спешащих домой прохожих. Места в чужих сердцах больше не было. Где-то на окраине Москвы Эржерон Хедервари сделал предложение руки и сердца Софии Эдельштайн (и получил согласие), где-то очень далеко, Наталья Арловская решила отпраздновать новый год в одиночестве (и получила отказ). Там же робкий юноша Торис решился наконец потревожить свою неприступную соседку, и еще долго уговаривал ее загадать желание, которое неприменно сбудется. О том, что желание у них было одно они узнают много позже.

Но это уже совсем другая история.