Беты (редакторы): sad_blood_prince
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Пэйринг или персонажи: Гилберт/Иван(Пруссия/Россия), Николай/Иван(male!Беларусь/Россия), Франциск/Артур(Франция/Англия)
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Юмор, Драма, Детектив, Экшн (action), Психология, Даркфик, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, Насилие, Нецензурная лексика
Размер: планируется Миди
Статус: завершен!
Описание:
Иван молодой и успешный писатель, его детективные истории наполнены леденящими кровь описаниями изощренных убийств. В городе появляется маньяк убивающий точно так, как описано в книгах, а Ивана мучают реалистичные сновидения в которых он видит эти убийства. Гилберт офицер полиции, которого официально приставили охранять Ивана, а неофициально "пасти", потому как он главный подозреваемый. А Иван уже и сам начинает сомневаться в своей невиновности...
Посвящение:
Тебе, мой пельмешек
Публикация на других ресурсах:
с моего разрешения
Примечания автора:
Я замутил детектив с расчлененкой. Я молодец.
Добро пожаловать, Никки
читать дальшеТусклый утренний свет едва проникал сквозь серые жалюзи, несколько лучиков воровато проскользнули в комнату и норовили ударить по уставшим глазам. Александр неприязненно поморщился. Он уже почти отвык от дневного света, привык жить как крыса, прятаться в темноте, скользить бесшумной тенью, изредка выползая ради дела.
Такой образ жизни его вполне устраивал. Ему, равнодушному социопату, уж точно не нужно было чье-то общество. Во всяком случае, он так думал до определенного момента, когда только начал свой путь. Доверять кому-то было слишком опасно. Разве не этому его учил дедушка? Доверяй лишь себе.
А потом он нашел тех, кто разделили его взгляды, стали ему незаменимой командой. Саша почти с неохотой признался себе, что привязался к ним. К надежному и молчаливому Джеймсу, наглому и агрессивному Стиву, привык к странностям Оливера и "гробовщическому" юмору Андре. Видимо, даже социопатам нужна компания. Но, в последнее время, было как-то особенно тоскливо. Это чувство было странным, чужеродным Брагинскому, не знавшему прежде сомнений. Чертов сплин, как сказал бы Оливер. Англичане знают толк в депрессии. Или это русская хандра?
Визит ли к брату так на него повлиял? Или же эти мысли давно вертелись в голове, а он просто упорно отмахивался от них? Вообще это злило. Брагинский привык считать, что он выше низменных человеческих страстишек, а тут такая подстава...
Железная дверь противно скрипнула заржавевшими петлями. Тяжелые шаги, идеальный ритм. Все же, однажды военный - навсегда военный. Шаги затихли буквально в двух метрах от Брагинского. Тот даже не обернулся - и так знал кого черти принесли.
- Ну, и что ты расклеился? И это мой внук?! Жалкое зрелище.
Александр внутренне напрягся, хотя и сохранил невозмутимый вид. Этот человек всегда имел на него слишком сильное влияние. И тогда, в юности, когда он был совсем мальчишкой, и сейчас, когда, казалось бы, он оставил прошлое позади.
- Повернись, когда я с тобой разговариваю, - холодный голос буквально пробирался под кожу, тяжелая властная аура давила, не оставляя выбора, только подчинение, ничего больше.
"Как будто я снова мальчишка", - с неприязнью подумал Александр, чувствуя, как тело предательски послушно выполняет приказ. С каким-то отстраненным удивлением Саша отметил, что собеседник ниже него, но это никак не мешало тому взирать на мужчину с неодобрением и в то же время превосходством. Матерый старый волк.
Теперь он мог смотреть в колючие льдисто-серые глаза. Морщины расходились гусиными лапками от уголков глаз, но взгляд, ясный и цепкий, не давал усомнится в том, что время над некоторыми почти не властно. Военная выправка, идеально прямая спина, жесткий изгиб губ и серебристые блики в светлых волосах.
- И тебе не хворать, дедушка, - иронично отозвался Александр.
Генерал Мороз нахмурился, отчего морщины стали глубже, а губы сжались в тонкую линию. Стальной взгляд буквально впился в лицо внука.
- Ты меня разочаровываешь, Саша. Что за цирк ты устроил? Привлек к себе столько внимания, разве я для этого чистил тебе биографию, заметал следы? Я вроде бы ясно дал тебе понять, куда тебя заведут все эти игры. Еще и приятелей своих не можешь контролировать, совсем распоясались, черти.
Александр поморщился. Воспоминания о юности всегда проходились по нервам наждачкой. Он никогда не забывал, чему его учил дедушка. Эти картины всегда стоят перед глазами. Вот она - вся его жизнь. Вот ласковые руки матери, сияющий взгляд совсем еще маленького Вани, жмущаяся к его боку Оля. А потом кровь, много крови и крики, а потом звенящая тишина. Но только не в его голове. Там, он всегда слышит ее крик, матери, которую он не смог спасти, потому что был слаб.
А потом армия, дедушка и его холодный уверенный голос. Какие-то лаборатории, здесь воспоминания очень смутные, смазанные, как на дешевой пленке. А потом приятная тяжесть винтовки, тянущая боль от первого пулевого ранения, запах сырости и соли. Запах крови. И свободы.
Потом он нашел его, того ублюдка, что убил их мать. Богатого извращенца, решившего, что деньги спасут его от правосудия. От закона они как раз спасли, но не от Александра, ослепленного холодной яростью. И тогда, впервые убив человека, он понял. Нет никакой справедливости. И добра нет. И бог - это утешение для сирых и убогих. В мире есть только жестокость, и она хороший учитель. А еще есть закон сильного. Кто сильнее, тот и прав, вот и все.
И тогда он решил, что станет воплощением Правосудия. Звучит безумно? Может быть. Но ведь получилось! Скольких мразей он отправил на тот свет, а ведь уважаемый всеми закон не скоро добрался бы до них, если вообще добрался. Ведь такие уроды имеют свойство маскироваться под добропорядочных граждан, примерных семьянинов и добрых самаритян. Лицемерные ублюдки.
Ради этого он отдал все, положил на весы всю свою прошлую жизнь, возможность быть с Ваней, жить тихо и мирно, все это чтобы стать живым оружием. Зато дед им гордился. Ведь кто, кроме него согласился бы на такое? Кому генерал мог доверить дело своей жизни, как не родному внуку? А Ваня всегда был слишком добр, слишком слаб. Слишком похож на мать. Этот страх, увидеть его однажды таким же безжизненным, белым, изломанным, как их мама, это чувство всегда помогало Александру избежать сомнений. Он поступает правильно.
И вот сейчас идеальная броня дала трещину. Как не вовремя.
- ... поэтому я рассчитываю на тебя. Не подведи меня, внук. Твоя команда должна быть более дисциплинированной, помни, что мы делаем все это на благо общества. Вычищаем гнойные нарывы, пока не началось заражение. И ты - самая важная часть моего плана. Помни, что ты мой наследник, и займешь мое место.
- Да, дедушка, - уже привычно сорвалось с языка. Генерал Мороз окинул Александра внимательным, но почти нечитаемым взглядом и, кивнув будто самому себе, тем же строевым шагом удалился. Скрип двери привел Брагинского в чувство.
Мужчина неторопливо оглядел помещение - все в серых тонах, неприветливое и бесцветное, как и его хозяин - и приметил свое черное пальто, лежащее на кресле. И, надев его, ощутил своим почти звериным обонянием уже привычный легкий аромат парфюма (от Андре), чего-то сладкого (от Оливера), металлический запах крови (подрался со Стивом), совсем легко ощущался запах мокрой собачей шерсти (Джеймс любил подбирать бездомных животных). Сам Александр пах порохом и едким табаком. Пресловутой "Примой", которую так не любит Стив.
Уголки губ едва заметно дрогнули в намеке на улыбку. Ребята его наверно обыскались, пора и честь знать. Навестил брата - можно и к работе вернутся.
***
Николай с трудом открыл глаза. Сфокусировать взгляд не получалось, в голове была почти приятная пустота, мысли медленно, как улитки, расползались в разные стороны. Он даже представил себе эту картину в мельчайших деталях: вот розовая улитка - мысли об Иване, все еще отливающие влюбленностью, вот зеленая - о тех недостойных, из которых он делал свои шедевры, она переливалась мрачным торжеством, а вот серая, тревожная - о том, где он находится и что вообще происходит. Он была особенно вредной и норовила уползти куда-то в сторону. Выглядело это презабавно. Коля решил, что розовая нравится ему больше всех.
С губ сорвался хриплый, полузадушенный смешок, и тут же где-то на периферии звякнул фарфор и в нос ударил приторно-сладкий ванильный запах. Тут же захотелось чихнуть.
- Смотри-ка, спящая красавица проснулась, - мурлыкнул кто-то ему прямо в ухо. Арловский чуть поморщился - карамельный голос отозвался звоном в голове.
- Никки, а ты помнишь как попал сюда? - голос с глумливой нежностью продолжал терзать сознание. К запаху ванили добавились нотки шоколада.
Арловский честно попытался вспомнить, что было "до". До того как он оказался неизвестно где с этим сладким Голосом и пустотой в голове. Воспоминания неохотно подчинялись и выплывали из кремово-белого марева забвения. С воспоминаниями приходили и другие чувства - например, он начал ощущать свое тело. Оно лежало на твердой, как больничная койка, поверхности, а руки были зафиксированы чем-то подозрительно напоминающим эластичные жгуты. Когда он попробовал потянуть их, то с досадой констатировал, что общая слабость не позволяет проверить путы на прочность.
Голос недовольно зацокал.
- Мда. Накачали тебя колесами знатно, как я погляжу. Но ничего, сейчас Алекс вернется, и мы что-нибудь придумаем.
Сознание медленно, но верно прояснялось, а вместе с ним пришло вялое удивление - место, где он сейчас находился на психушку никак не походило. Испытывать более сильные эмоции не получалось - он все еще в полной мере "наслаждался" эффектом от препаратов, коими его накачивали в больнице.
Комната, в которой он оказался, напоминала какой-то огромный ангар, заставленный всякой всячиной. Он был разбит на сектора, видимо, разными частями пользовались разные люди. Очень разные.
Там где располагалось странное сооружение, напоминавшее операционный стол, на коем Арловский и лежал, как мясо на разделочной доске, так же уютно пристроился изящный круглый столик, несколько пуфиков и весьма пошлого вида бордовый диван с маленькими подушечками. На столе, важно напыжившись, гордо стоял... самовар. Этот предмет интерьера почему-то поставил Николая в тупик. Взгляд цеплялся за него как за нечто чужеродное, так как все остальное - и фарфоровые чашечки, и заварочный чайник и пухлые кексы с неестественно-розовой глазурью вполне вписывались в этот сюрреалистический пейзаж в духе Льюиса Кэррола.
В другой стороне комнаты раскинулась не менее живописная картина в виде тренажеров, порножурналов вперемешку с комиксами и полным собранием сочинений Достоевского и нежно привалившегося к ним автомата Калашникова. Рядом почему-то валялся полузасохший букет ромашек к которому сбоку притулилось алое яблоко. Фрукт вызывал ассоциации с Белоснежкой. Сказочная атмосфера бредового сна только усилилась, когда он краем глаза заметил красную толстовку с капюшоном и почти незаметными из-за ее цвета пятнами крови.
"А вот и Красная Шапочка", - внутренний голос ехидно хихикнул, намекая, что возможно время, проведенное в психушке, прошло не зря.
Другие части комнаты Арловский разглядеть не мог в силу своего, не самого приятного, надо заметить, положения.
Последнее, что он помнил из своей жизни "до" - белые стены психлечебницы для особо опасных преступников и далеко не ласковые руки санитаров, острый укол и полное равнодушие затопившее его с головой. Сколько он пробыл в психушке, Николай точно сказать не мог, потерял счет времени, да и разжиженный наркотиками до состояния амебы мозг мыслительной деятельности не способствовал.
Но что-то тревожно и неприятно шевельнулось в памяти. Кажется, мерзкий вой пожарной сирены, царапающий горло дым и все тот же острый укол и сильные руки, поддерживающие его безвольное тело.
- О, я смотрю, память возвращается. Ну, добро пожаловать, мой мальчик. Ты у нас новобранец, но, думаю, быстро впишешься.
Голос наконец обрел вполне обозримый облик в виде невысокого подвижного мужчины с рыжеватыми волосами и улыбкой Чеширского кота. Его рубашка была такого же тошнотворно-розового цвета как дурацкие кексы на столе.
- Скажи привет дяде Оливеру, - проурчало это маньяческое нечто, и Арловский впервые за долго время ощутил что-то смутно напоминающее панику. - Ну-ну, darling, не надо бояться. Ты теперь часть нашей дружной семьи. Добро пожаловать, Никки.
Эпилог. Happy end?
читать дальшеГде-то во Франции.
Утро выдалось на редкость приятным, таким приятным, что даже мизантроп-Керкленд довольно жмурился, уткнувшись в подушку и пряча лицо от теплых солнечных лучиков, пытающихся обласкать бледную кожу, а то и оставить парочку веснушек на память. Веснушки Артур не любил и видеть на своем лице не желал, а потому завернулся в одеяло поплотнее. Было жарко, но англичанин стоически терпел, ибо сил подняться с постели и задернуть шторы не было.
Чуть повозившись, он все-таки решил выползти на кухню, уж слишком аппетитный запах свежесваренного кофе и булочек с корицей пробудили зверский голод, поборовший даже несвойственную в общем-то Керкленду лень.
Одеваться тоже было лень, а халат как назло куда-то подевался, так что англичанин, ничтоже сумняшеся, стянул с постели простыню, завернулся в нее на манер тоги, и, пошатываясь, пошлепал босыми ногами на кухню. А на пороге остановился, дабы полюбоваться, как один гиперактивный француз словно трудолюбивая пчелка кружит у плиты. Все-таки есть три вещи на которые можно смотреть вечно - на огонь, воду и как кто-то другой работает.
- О! Артур, ты проснулся, малыш, - защебетал Бонфуа, буквально расточая во все стороны лучи любви. Аж в глазах зарябило.
Тридцатипятилетний "малыш" задумчиво поскреб золотистую щетину и решил, что сегодня у него хорошее настроение, а значит можно немного приглушить уровень сарказма и насладиться новоприобретенным семейным счастьем. Счастье, погремев посудой, поставило перед ним блюдечко с оладушками, щедро политыми кленовым сиропом (племянник из Канады презентовал).
Артур не привык отдыхать. Не привык к тому, что о нем кто-то заботится, а потому в душе недоверчиво скреблись кошки, напоминая, мол, не расслабляйся, парень. Но Франциск, словно почувствовав, что недоверчивой натуре его возлюбленного срочно нужен отвлекающий фактор, увеличил громкость маленького кухонного телевизора и принялся параллельно болтать с удвоенной скоростью.
- А ты знаешь, Арти, Мэтью пригласил нас погостить в Канаду...
- ... а сейчас последние новости. По неустановленным причинам произошел крупный пожар в психиатрической клинике для особо опасных преступников, есть жертвы, помимо нескольких больных погиб штатный психиатр, Оливер Суитт[1]...
Нежно-голубая чашечка звякнула и чуть не поцеловалась с полом, но Бонфуа вовремя успел подхватить ее. Руки его чуть дрожали.
- Ох! Оливер... А ведь я знал его... как ужасно! - Франциск чуть передернул плечами и опустил взгляд на несчастную чашку. Артур нахмурился. Ему не нравилось, когда француз грустил без причины. И с причиной тоже.
"В конце концов, это моя привилегия, портить ему настроение!"
- Так, все. Выключай эту бурду, мне на работе хватает подобных сюжетов, - недовольно сказал Керкленд и тут же решительно поднявшись поцеловал Франциска в уголок рта.
Бонфуа, щелкнув пультом и отложив его в сторону, обнял Артура за пояс, в который раз поражаясь его обманчивой хрупкости. Очень обманчивой, потому как именно в этот момент Артур сжал объятья и ребра предупреждающе хрустнули.
- Как скажешь, mon cher. Ты не мог бы пожалеть мои несчастные ребра? Они мне еще нужны, знаешь ли, - в притворном возмущении воскликнул француз, но в глазах искрились смешинки. Тревожные мысли тут же сделали ручкой.
- Это все сила твоей гребаной романтики, - буркнул Артур и отстранился, возвращаясь к оладьям.
***
2 года спустя. Крым.
- Ва-а-ань.
- ...
- Ну, Вань... Гилберд должен поплавать!
- Я сплю. И вообще, тебе не кажется, что ты староват для воображаемых друзей. Тем более в виде надувных уточек?
- Уже нет! И чем тебе моя птичка не угодила? - Гилберт с боевым кличем, достойным предводителя индейцев, сдернул одеяло. Иван недовольно засопел, и завернулся в простыню, став похожим на большущую гусеницу. По правде, это была самая очаровательная гусеница, которую Гилберт видел в своей жизни.
- Эй, ты уже неделю в постели валяешься. Мы сюда отдыхать приехали а не бока отлеживать!
Не дождавшись реакции, немец недолго думая стянул и простыню, открывая взору встрепанного раскрасневшегося Брагинского в одних пижамных штанах. Мысли тут же предательски вильнули куда-то в не совсем приличные дебри, но Байлшмидт стойко заставил себя не думать о всяких пошлостях. Не думать, ну же!
У Ивана как-то лихорадочно блестели глаза, а дыхание было тяжелым и прерывистым, как после пробежки. Или от возбуждения.
Странно.
Тут Гилберт с тревогой припомнил, что в последнее время его писатель какой-то сам не свой. Не спит нормально, ворочается, а на все вопросы молчит как партизан.
"Вот ты, Байлшмидт, молодец, мог бы и повнимательнее быть!" - со стыдом подумал Гилберт.
- Вань, у тебя опять это... видения всякие? Александр? - осторожно осведомился альбинос.
Ответом ему был тяжелый взгляд и неожиданно страдальческий стон.
- Ты чего, Вань? - почти испуганно спросил Гилберт, прикидывая где ему искать этого маньяческого козла дабы набить морду. То, что скорее всего морду набьют ему, Байлшмидт предпочел проигнорировать. - Опять расчлененка?
- Да если бы, - буркнул Брагинский, нервно пытаясь притянуть к себе простынь, - Я, конечно, рад за него, но меня уже достал этот канал для взрослых в моей голове...
- А?
Тут Брагинский замер, а потом нехорошо так улыбнулся. У Байлшмидта аж по спине холодок прошел - опять эта аура!
- Иди-ка сюда, Гил...
- З-зачем? - немец аккуратно крабиком попятился к выходу.
- Демографию поправлять будем. Я сейчас ему покажу, что тоже умею порнуху снимать...
В общем, на море они так и не пошли. Надувная уточка Гилберта сиротливо лежала рядом с ваниным краном.
***
Где-то в Америке.
Александр проснулся от ощущения чужого тепла под боком. Ощущение непривычное, чужеродное, но не сказать чтобы неприятное. Даже, наверно, наоборот. С бесшумной грацией дикого зверя он стремительно перевернулся, подмяв под себя нежданного соседа по кровати.
Николай смотрел на него своими серо-голубыми глазами с безмятежностью, достойной камикадзе. Александр про себя присвистнул, когда он спал даже Стив к нему не лез от греха подальше.
- А я ведь мог и убить тебя, - заметил Брагинский, вглядываясь в эти холодные глаза, пытаясь разглядеть хоть искорку страха. Ничего. Абсолютная пустота. Вернее нет, чувства были, но какие-то странные. Идентифицировать их Саша не рискнул, все же знатоком человеческих душ он точно не был.
- Ну, не убил же, - все так же спокойно заметил Арловский.
- Что это тебе в голову пришло? Решил мою реакцию проверить? - усмехнулся Александр, пряча за насмешкой замешательство. То, что Коля парень себе на уме, он понял еще с их знакомства. Адекватных у них в компании не водилось в принципе. Да и Оливер абы кого не выберет.
- Свою и твою, - отозвался Арловский, а потом неожиданно потянулся к его лицу и очертил скулу, убрал русую прядь за ухо. Это ввело Брагинского в состояние, близкое к ступору. Инстинкты кричали и понукали схватить наглеца за горло, он не любил прикосновений (Ваня не в счет), но Саша силой заставил себя не дергаться.
- Знаешь, это как гладить тигра. Потрясающее чувство, - неожиданно шепотом сказал Николай и улыбнулся той своей странной, почти мечтательной улыбкой. - Можно?..
Он неловко ткнулся ему носом куда-то в ключицу, вдыхая едкий запах пороха, сигарет и свежескошенной травы. Ну, с табаком и порохом все понятно, но трава? Откуда?.. Арловский судорожно вздохнул. Вот ведь везет ему как утопленнику. И откуда на его голову взялись эти Брагинские, что один, что другой. Прощай крыша. Снова.
- Я не умею любить, - хрипло пробормотал Александр в светлую макушку. Волосы Николая отливали серебром. Красиво. - Нормально, как у людей принято.
- Я тоже, - все так же шепотом признался Николай и потянул Александра на себя, чувствуя всем телом приятную тяжесть. Ближе, еще ближе к нему... И с удовольствием закрыл глаза, ощущая сухие обветренные губы касающиеся в почти целомудренном поцелуе шрама, оставшегося от пулевого ранения. Того самого.
***
Еще спустя пол года. Где-то в Мексике.
Жара стояла несусветная. Но молодому человеку с книгой, сидящему на веранде, это явно не мешало. Он спокойно устроился на коробках с вещами и, смакуя мохито, любовался алым закатом. Все-таки в постоянных переездах есть свои плюсы. Особенно если ты в международном розыске.
"А жизнь-то налаживается... " - подумал Джеймс, с почти отческой нежностью слушая звон бьющейся посуды (Оливер с Андре опять скандалили с явным взаимным удовольствием) и звуки стрельбы и чего-то подозрительно напоминавшего рычание (Никки и Алекс, еще одна взрывная парочка, чтоб их).
"А у меня только брат-дебил" - печально вздохнул Джеймс и снова открыл томик Достоевского "Преступление и наказание".
***
Все еще Крым. То же время.
- Ва-а-ань. Что ты делаешь?
- Пишу новую книгу.
- Опять детектив?
- Детективное порно с элементами мара ... ээ .. мистики.
- И как называется?
- "Искажение".
Happy End
Примечания:
[1] Оливер Суитт. От английского sweet - сладкий. ну не могла же я его Керклендом обозвать)
Вот и все, судари) История эта закончена и я горд и печален одновременно. Это мой первый более-менее большой фик, который наконец закончен. К тому же я впервые писал детектив, так что все это один сплошной эксперимент) Насколько удачный судить вам. Спасибо огромное всем, кто был со мной и поддерживал непутевого автора) Те, кто читали, но не комментировали - ну хоть сейчас, напоследок, выскажите автору свое мнение! Оно для меня действительно важно. Еще раз спасибо дорогие друзья)
P.S. Как я сказал в коментариях к последней главе, у фанфика планировался сиквел под названием "Преломление"(Рефракция), но я решил повременить с ним. Возможно, я все же напишу его) Следите за новыми работами(они скоро появятся!).