жизнь, которой не было
Фэндом: Ганнибал
Пэйринг и персонажи: Ганнибал Лектер/Уилл Грэм, Миша Лектер
Автор: Everett_Harte
Переводчик: Seraphim Braginsky
Рейтинг: PG-13
Статус: Завершён
Жанры: Ангст, Мистика

Оригинал: https://archiveofourown.org/works/1345438/chapters/2805718

Все начинается со связки ключей, а заканчивается голосом Мишы.
[ Хэллоуинский драббл ]

https://ficbook.net/readfic/12772146


Все начинается с мелочей.

Совершенно безобидная на вид связка ключей, лежащая на серванте под стопкой бумаг, которые он еще не успел разобрать. Два ключа висят на простом кольце без брелка — никаких намеков, что они должны открывать и как вообще тут оказались. Сбитый с толку, Ганнибал просто убирает их в один из кухонных шкафчиков, будто созданных, чтобы быть гробницей ненужных вещей.

Несколько дней спустя, убирая в комод свежепошитую тройку, он находит темно-синий костюм, который однозначно ему не принадлежит. Подозрительная вещь облачена в пластиковый чехол из химчистки; на нем указан адрес в Вирджинии. Костюм слишком мал для Лектера, и к тому же представляет собой дешевое синтетическое чудовище, оскорбляющее взор Ганнибала одним своим существованием. Но к нему прилагается шелковый галстук, выглядящий вполне пристойно. Он темно-бордовый, с узором пейсли, достаточно шикарный, чтобы спасти образ.

Но поражает Ганнибала аккуратно сложенный сине-серый карманный платок. Это его вещь. В уголке располагается изящная монограмма, не оставляя сомнений. Ганнибал роется в ящиках, и наконец извлекает точно такой же карманный платок. Он купил его по прихоти.

На самом деле причина была смущающе сентиментальной — цвет идеально соответствовал глазам Уилла Грэма.

Чувствуя себя выбитым из колеи, Ганнибал убирает «двойника» обратно в карман костюма, а «оригинал» прячет как можно дальше в недрах комода. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон. Ганнибал не уверен, отражает ли внешний облик глубину его потрясения. Он загоняет все сомнения и страхи на самые нижние уровни своего дворца памяти, туда, где в заколоченных гробах спрятаны воспоминания о детстве.

Визиты в Балтиморскую лечебницу для душевнобольных преступников уже не приносят такого удовлетворения. Разум Ганнибала словно подернут паутиной, которую он не может до конца стряхнуть. Поэтому Лектер ведет себя как обычно представительно и властно: этого достаточно, чтобы обмануть весь мир.

Кроме одного человека, разумеется.

Глаза Уилла горят пониманием. Он слишком хорошо знает вкус подступающего безумия. Теперь он видит, как ядовитые семена прорастают в Ганнибале.

То, что происходит дальше, заставляет Лектера отменить все назначенные встречи. Ганнибал возвращается домой поздним вечером с порцией свежего мяса, и краем глаза подмечает забитый почтовый ящик. Он небрежно бросает стопку писем на обеденный стол, и торопится убрать трофей в холодильник.

Слабый, полузабытый аромат парфюма скальпелем проходится по нервам.

Ганнибал судорожно перебирает приглашения на светские вечеринки и отбрасывает выписанные журналы по психологии. В самом низу лежит письмо. От большинства писем его отличает тонкая льняная бумага. Это не просто набор открыток с напечатанным курсивом, письмо словно источает какую-то весомость. Знакомый почерк вызывает дрожь. Перевернув его, он видит тисненую печать с фамильным гербом Лектеров. В глазах рябит от влаги.

Воспользовавшись моментом, чтобы собраться с мыслями, Ганнибал открывает конверт. Внутри толстая пачка бумаг и еще более сильный запах духов.

Запах его матери.

Корреспонденция датирована двумя днями ранее и содержит описание вопиюще обыденных вещей. Его мать пишет о состоянии любимого розового сада, о том, как идут работы по благоустройству замка, и как отец обожает новую яхту. Повседневные вещи, пересказ которых большинство пациентов Ганнибала сочли бы утомительными, если бы услышали что-то подобное от своих же родителей. На последней странице она спрашивает о Уилле. Говорит, что знает, что с ним все в порядке, но интересуется, когда они навестят семью. Ведь если они хотят устроить свадьбу весной, то нужно начать планирование уже сейчас! В конце концов, посвящение Ганнибала в графы прекрасное время, чтобы объявить о помолвке.

Лектер решает сделать паузу и найти бутылку выдержанного виски, которую берег для особого случая.

Пьет из горла.

Лишь ощутив вялость, он возвращается к чтению. Последний абзац все-таки ломает что-то внутри, вызывая задушенный всхлип. Миша должна прилететь из Франции в Нью-Йорк. Не мог бы Ганнибал встретить ее? Она так давно хотела познакомиться с Уиллом, и сейчас в ее медицинском колледже каникулы. Она с нетерпением ждет встречи с братом вживую, после долгих месяцев телефонных звонков и электронных писем.

Ганнибал оставляет письмо на столе и, спотыкаясь, поднимается по лестнице в спальню.

У него едва хватает осознанности, чтобы сбросить ботинки, прежде чем упасть на кровать и провалиться в беспокойный сон, наполненный размытыми воспоминаниями и мечтами о яркой жизни, которой никогда не было.

Когда Ганнибал просыпается, он чувствует себя нелепо. Долгие часы в качестве консультанта ФБР, ночная охота и постоянный гундеж пациентов, должно быть сделали свое дело. Он принимает душ, облачается в новый костюм и спускается в столовую. Его ждет свежее мясо, упакованное в сухой лед. Он замирает, добравшись до фойе. На маленьком журнальном столике лежат ключи, бумажник, мобильный и домашний телефоны.

Последний мигает непрочитанным сообщением.

Ганнибал мешкает еще мгновение, но потом напоминает себе, что вчера опустошил почти полбутылки виски и должно быть просто не услышал звонок. Он нажимает кнопку воспроизведения и начинает завязывать галстук.

Женский голос незнаком, но интонация и акцент такой же как у него.

— Мой рейс должен прибыть в пять часов, аэропорт Кеннеди. Air France. Не перепутай, как в прошлый раз! В колледже здорово, но я рада сделать перерыв. И, о Боже, как я хочу поскорее увидеть тебя! Захвати Уилла с собой, можем поужинать, и я наконец-то увижу своего будущего шурина! Разумеется, ужин за твой счет. Вы, граф Лектер, можете позволить себе раскошелиться, ха-ха! Нам так много нужно обсудить… О, уже объявляют посадку. Если принесешь те шоколадные маффины, я не буду рассказывать Уиллу слишком много историй из детства. Особенно ту, где за тобой гонялась целая орава гусей. Ладно, ты же знаешь, как я люблю тебя, `Аннибал. Пока, скоро увидимся!

Он слишком туго завязывает галстук, и в конечном счете просто срывает кусок шелка с шеи. Сообщение было оставлено сегодня утром в 5:22. Номер скрыт. Ганнибал прослушивает автоответчик еще раз, прежде чем снова отменить все сессии. Ему слишком дурно, чтобы в таком состоянии идти в офис.

Он просматривает список прибывающих рейсов в аэропорте Кеннеди, но не находит ни одного от Air France. Только вылеты.

Ганнибал допивает остатки виски.

Он спит и видит сны о будущем, которого никогда не будет.

@темы: переводы, фанфик, Hannibal, Ганнибал/Уилл, Яой (слеш)

---

уиллтон, драббл

An Unorthodox Fascination
Фэндом: Ганнибал
Пэйринг и персонажи: Фредерик Чилтон/Уилл Грэм
Автор: veni
Переводчик: Seraphim Braginsky
Оригинал: archiveofourown.org/works/1484470
Направленность: Слэш
Рейтинг: R
Статус: Завершён
Жанры: PWP, Пропущенная сцена

Уилл Грэм внушал опасные мысли. Чилтон уверен, что этот человек его погубит.

https://ficbook.net/readfic/12323712

 

Через две недели после заключения Уилла Грэма в Балтиморскую государственную лечебницу для душевнобольных преступников, доктор Фредерик Чилтон понял, что его присутствие будет проблемой.

Осознание пришло к нему ранним утром в виде стояка, натянувшего трусы, и чужого имени на губах. Господи, только не снова. Последние две недели были наполнены таким количеством влажных снов, что могли посрамить юные годы Фредерика. Поблагодарить за это можно было человека, который, по всеобщему мнению, был самым психопатичным пациентом из когда-либо «гостивших» в скромном заведении Чилтона.

И, безусловно, самым привлекательным.

Стиснув себя в руке, Чилтон с раздражением подумал, что Уилл Грэм был почти до неприличия красив. Эта бледная кожа и непослушные темные кудри — серьезно, парень выглядел как гребаная фотомодель. И будь прокляты его глаза: голубые, яркие и блестящие. Слишком проницательные для душевного спокойствия Фредерика.

Стоит заглянуть в эти глаза и ему конец. Он будет разоблачен, подвергнуть вивисекции, вывернут наизнанку. От этих глаз ничего нельзя было скрыть.

Член запульсировал, и Фредерик ускорил темп. Он представил Уилла на коленях, в наручниках, с распухшими губами — Грэм отсасывает ему прямо в кабинете. Он подумал о глазах Уилла, смотревших на него обвиняюще. Взгляд кажется потусторонним, почти неземным из-за своей интенсивности. Именно этот образ уничтожил его: Чилтон кончил со стоном. Призрачное эхо звякнувших наручников отдалось в ушах.

Сексуальный интерес к пациенту, конечно, был проблемой, но Чилтон рассудил, что в его ситуации это вполне объяснимо. Прошло немало времени с тех пор как он в последний раз спал с кем-то.

(Разумеется, целибат был его собственным выбором; он слишком занятой человек, чтобы тратить время на удовлетворение столь тривиальных потребностей).

Так что оказаться в непосредственной близости с таким соблазнительным человеком как Уилл Грэм… ну, это могло свести с ума любого. И пока это неортодоксальное влечение оставалось в пределах спальни, все было в порядке.

И вот, несколько часов спустя, Чилтон полулежал на кушетке в своем кабинете, засунув руку в штаны, и передёргивал на светлый образ Уилла Грэма. Вероятно, у него все-таки была проблема. Он никогда не собирался использовать рабочие записи в качестве, скажем так, вспомогательных средств для мастурбации. Предполагалось, что они станут терапевтическим инструментом, способом Чилтона проникнуть в непреступную крепость чужого разума. Это была запись того, как Уилл переживает очередной кошмар, и там не было ничего даже отдаленно эротичного.

Но звуки!

Звуки того, как Уилл стонал и хныкал во сне, лихорадочно мечась по постели, заставили Чилтона ощутить мучительный прилив возбуждения. Он легко мог это представить: Уилл, раскрасневшийся и мокрый от пота, грудь вздымается, пальцы смяли простыни, его тело дрожит, горло беззащитно обнажено, когда он растягивается на кровати…

Фредерик сглотнул. Его лицо покраснело.

Иисусе, что бы он отдал за возможность лизнуть кожу в ложбине на горле этого мужчины.

Оргазм настиг его словно лавина. Чилтон нахмурился, испытывая отвращение к самому себе, но все еще до нелепости возбужденный. Уилл Грэм точно его погубит. Он взглянул на часы и съежился. Черт. Тридцать минут до встречи с инкубом. Ну что ж, подумал Чилтон, вытирая покрытую спермой руку, по крайней мере он избавился от этой неуместной страсти.

Но, разумеется, он ошибся. Потому что Фредерик ошибался во всем, что касалось Уилла Грэма. Когда он прибыл на их сеанс, Уилл ждал его в клетке — аквариуме для акул, как называл это приспособление сам Чилтон — и его глаза были устремлены на Фредерика с интенсивностью прожекторов. Взгляд был темным, томным и почти осязаемым.

— Привет, Фредерик, — проурчал Уилл, перекатывая имя на языке совершенно непристойным образом.

Чилтон сглотнул, изо всех сил пытаясь не обращать внимание на подергивание своего члена.

— Для тебя доктор Чилтон, — сказал он, поджав губы, — в конце концов теперь ты мой пациент.

— Наконец-то твой, — мрачно пробормотал Уилл. На его лице медленно расцвела сардоническая ухмылка. — Представляю, как тебе трудно сдержаться.

Чилтон ощутил, как у него горят уши, и крепче сжал трость. Откуда он… нет, Уилл просто дразнил его, пытаясь перехватить контроль. Фредерик раздраженно нахмурился.

— Я думаю, тебе следует больше беспокоиться о своем собственном сдерживании.

Для наглядности он постучал концом трости по прутьям клетки. Это привлекло внимание Уилла; он мгновение рассматривал трость, прежде чем посмотреть на него, вздернув бровь.

— Интересно, чтобы сказал старина Фрейд по поводу этой трости?

Чилтон отпрянул, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Грэм ухмыльнулся ему. Даже находясь в заключении, этот человек продолжал насмехаться над ним. Как унизительно. Постыдно. И сексуально. Чилтон быстро поставил трость перед собой, сложив руки поверх холодного металла в отчаянной попытке прикрыть свой позор. Чудо из чудес, но Уилл, казалось, не заметил его затруднительного положения.

— Что ж, — начал Чилтон, — я вижу, эта сессия не будет продуктивной. Хотя, нам торопиться некуда, в конце концов ты на моем бессрочном попечении.

Уилл проигнорировал эту завуалированную угрозу. Наоборот, почему-то он выглядел еще более самодовольным. К сожалению, это только сделало стояк Фредерика тверже.

— Охрана! — позвал Чилтон, почти переходя на рык. — Обратно в камеру его.

Уилл не сводил с него глаз, словно кошка перед прыжком. Охранники замаячили у входа.

— Какая жалость, — хмыкнул Грэм, звякнув наручниками. Охранники были слишком далеко, чтобы их услышать. — Я бы с удовольствием протянул тебе руку помощи.

Губы Уилла изогнулись в насмешливой улыбке, и он демонстративно уставился на проблемную зону Чилтона.

Какая-то часть Фредерика была уверена, что он может спонтанно воспламениться. В голове было пусто, ни одной остроумной реплики. Охранники забрали Уилла, а Фредерик так и не смог выдавить ни слова. В любом случае, бессмысленно отрицать — ничто из сказанного им не смогло бы стереть выражение злорадства с этого раздражающего, красивого лица. Кроме того, едкая ремарка Уилла слишком сильно выбила его из колеи.

Оставшись в одиночестве, Чилтон поправил одежду.

Уилл Грэм будет под его опекой еще очень долго. И однажды ему придется ответить за свои слова.

@темы: переводы, фанфик, Hannibal, Яой (слеш)

---

Ганнигрэм, миник

Making Requiems
Автор: williamshooketh
Переводчик: Seraphim Braginsky
Оригинал: archiveofourown.org/works/16598324
Фэндом: Ганнибал
Пэйринг и персонажи: Ганнибал Лектер/Уилл Грэм, Ганнибал Лектер/Энтони Диммонд
Направленность: Слэш
Рейтинг: NC-17
Статус: Завершён
Жанры: PWP, Ангст, Пропущенная сцена

Раньше Ганнибал бы решил, что Диммонд просто его предпочтительный типаж - обаятельный, светский, ненавязчивый в своем восторге. Но сейчас щетина и мягкие локоны навевают мысли о мучительном сходстве. Возможно, именно оно позволит Энтони прожить чуть дольше (но не слишком).
[Таймлайн: сезон 3, эпизод 1 "Antipasto"]

Читать на фикбуке  https://ficbook.net/readfic/7554728

 

Жестокость это, спору нет, но ей
Несчастье наше служит извиненьем —
Мертв Люсидас. До срока мир лишился
Того, кому нет равных меж людей.
Как не запеть о нем, коль песнопеньям
Меж нами каждый у него учился?
Так пусть к нему, кто на гребне зыбей
Качается теперь в гробнице влажной,
Доносит ветер горький плач друзей!

Джон Мильтон «Люсидас» (перевод Ю. Корнеева)

 

Уверенность — опасная черта: ее или слишком мало, и Ганнибалу становится скучно; или слишком много, и человек превращается в досадную помеху. Энтони Диммонд один из немногих, кому удается балансировать на краю. Он достаточно самоуверен, чтобы излучать очарование. Флирт для него знакомая игра: постоянный зрительный контакт, легкие прикосновения, тон голоса, который предполагает, что слушатель — единственный человек, способный понять, что он хочет сказать. Он не разит словами, как это умеет Уилл Грэм — но кто бы смог?.. И какой вообще смысл сравнивать каждого встречного с Уиллом?

Ему действительно нужно перестать ковырять рваную рану ржавым ножом.

Ганнибал лениво размышляет, что стоило бы убить Энтони Диммонда прямо сейчас, но в нем есть что-то такое по-мальчишески восторженное, из-за чего он кажется интересней живым, нежели мертвым. Во всяком случае пока. К тому же, последнего человека, который грел его постель, пришлось оставить истекающим кровью на тротуаре возле своего дома. Как же давно это было.

— Доктор Фелл? — Диммонд, очевидно, надеется на какую-то реакцию. Ганнибал просто усмехается краем рта и ждет. Энтони подходит еще ближе, практически заглядывая в глаза. Дерзкий. Да, это слово характеризовало его как нельзя лучше. Кто еще будет выдвигать обвинение в убийстве и недвусмысленное предложение интима в одном предложении? Да еще и в прославленной камере пыток.

Ганнибал улыбается.

Да, это всего лишь подёргивание губ, но Энтони делает шаг вперед и складывает руки на груди. Они стоят лицом к лицу.

— Что должен сделать мужчина, чтобы услышать от тебя заветные слова?

— Позволь узнать, какие именно?

Теперь черед Диммонда улыбаться.

— Что-то вроде пойдем со мной, Энтони, и я засажу тебе в рот так глубоко, что ты не сможешь дышать?

— Надеюсь, стихи вы пишите лучше, чем флиртуете, мистер Диммонд.

Он смеется.

— Тебе не приходила в голову мысль, что в бесстыдной честности есть своя поэзия?

На самом деле Ганнибал чувствует себя немного очарованным. Он не может вспомнить, когда последний раз спал с кем-то исключительно ради самого процесса. Вернее, может, но хранит воспоминания о Леди Мурасаки спрятанными в одной из самых темных комнат своего дворца памяти, там, где он не сможет порезаться об их острые края.

Немного подумав, Ганнибал решает не убивать его сразу.

Пришло время пожить для себя.

— Пойдем ко мне, — говорит он. — А дальше посмотрим.


****


Они берут такси до апартаментов Ганнибала. Водитель, без сомнения, привыкший к толпе клерков, спешащих заняться делами в обеденный перерыв, не сводит глаз с дороги.

Энтони кладет руку на бедро Ганнибала, его взгляд безмятежно устремлен на пролетающие мимо здания. У него впечатляющее отсутствие самосохранения; любой нормальный человек побледнел бы от мысли остаться наедине с убийцей. Но, блаженный в своей самоуверенности, он, видимо, не допускал мысли, что кто-то может желать ему зла.

Ганнибал часто находил интригующим то, как сексуальное влечение может притуплять когнитивные способности других людей. Энтони совершенно не задумывался, что может произойти после самого акта. Часть его была несколько разочарована — он мог бы сейчас обмениваться философскими измышлениями с Уиллом, сидя в музее. Слова не были эротичными по своей сути, но становились таковыми в устах Уилла Грэма. Точно так же, как кровь становилась чувственной, лишь когда покрывала его руки.

Меж тем рука Энтони нагло скользнула по бедру вверх. Ганнибал поворачивается, чтобы поймать его жадный взгляд, ожидающий реакции. Не дрогнув, Ганнибал перемещает руку к своему члену, давая ощутить все самому. Энтони так и делает, после чего отводит взгляд. Пухлые губы изгибаются в улыбке.

— Счастливая женщина, твоя жена, — бормочет он.

Беделия, без сомнения, еще дома; Ганнибал испытывает укол любопытства — что она будет делать, когда он вернется со вчерашним гостем на буксире? Идея просто затащить Диммонда в спальню и закрыть дверь на ключ, чтобы посмотреть, как отреагирует его «жена», кажется забавной. Но такая перспектива хоть и возбуждает больше, чем Ганнибалу хотелось бы признать, так же оставляет Беделии простор для своего рода вивисекции его души. То, в чем она стала весьма искусна.

Он практически слышит ее голос: «Интересно, если забыть о запахе мокрой псины и острых зубах, не похож ли наш общий друг на него?»

И Ганнибал смотрит на Энтони. Да, щетина та же, как и херувимские кудри и глаза цвета шторма. Из-за этого жуткого сходства Ганнибал был изрядно шокирован во время их первой встречи в Париже — молодой мужчина налетел на него с бокалом шампанского и взглядом раненой лани. В этот момент Ганнибалу показалось, что он увидел призрака.

Раньше Ганнибал бы решил, что Диммонд просто его предпочтительный типаж — обаятельный, светский, ненавязчивый в своем восторге. Может тонко поддеть собеседника и сносно пишет стихи. Но все это было до Уилла Грэма, его эмпатии, его холодного отвращения к тому, что делает Ганнибал — отвращения и мучительной тяги, которую он будет яростно отрицать…

В то время как Энтони, пародируя Дориана Грея, льнул к нему из примитивного желания испытать все декадентские наслаждения. В конце концов, не каждый день подвернется возможность переспать с убийцей.

Энтони гладит его через брюки, закрыв глаза и чувственно приоткрыв рот. Покосившись на водителя и сделав мысленную пометку дать ему дополнительный чаевые, Ганнибал наклоняется и хватает Энтони за волосы, слегка дергая. Тот собирается заговорить, но Ганнибал притягивает его к себе для поцелуя, пожирая любые звуки.

У него приятный голос, но Ганнибалу он больше нравится таким — молчаливым, с кудрями, зажатыми меж пальцев. Его щетина царапает щеку. Ганнибал мечтал об этом ощущении на шее и внутренней стороне бедер слишком долго.

Уилла не было, а потом он был в его руках, а потом снова исчез. Теперь же он существовал только как эфирное видение, преследуя его на каждом шагу. Ганнибал знал, что Уилл не мертв — он был очень осторожен в своем возмездии, но знание не могло стереть из памяти то, с каким трудом нож рассекал мышцы и сухожилия. Это всегда было труднее, чем казалось.

Энтони отстраняется.

— В чем дело?

Он все еще гладит его через брюки, медленно и томно. Ганнибал понимает, что действительно хочет трахнуть его. Даже жаль, что придется избавиться от него позже. Энтони, словно читая его мысли, шепчет на ухо:

— Что ты будешь делать, когда отвезешь меня домой?

Соленый мускусный запах его возбуждения наполняет нос Ганнибала, смешиваясь с терпким ароматом лосьона после бритья и резкими нотками кожи. Ганнибал прижимается щекой к его скуле, чтобы почувствовать щетину.

Уложу тебя в постель и никогда не отпущу — вот слова, которые приходят в голову Ганнибалу, но они слишком импульсивны, и к тому же предназначены другому.

— Ну и ладно, можешь хранить свои секреты, — говорит Энтони, когда он не отвечает. Диммонд снова целует его. Что-то скользит по шее, и Ганнибал запоздало понимает, что Энтони развязал его галстук.

— Считай это трофеем, — довольно говорит он, когда ткань выскальзывает из-за воротника. Энтони машет им и засовывает в карман пиджака. Мысль о том, что мимолетный любовник хотел оставить себе напоминание, странно трогательна. Ганнибал целует его и думает о египетских фараонах, забирающих все свое земное имущество в загробный мир. Декаданс кажется неотъемлемой частью личности Энтони, хотя Ганнибал мало что знает о поэте. Не то чтобы ему было действительно интересно.

Вместо этого он позволяет целовать себя. Энтони начинает играть с его языком, но почти сразу отстраняется, объявляя, что они прибыли. Ганнибал оплачивает поездку и дает водителю дополнительные чаевые — он так же приятно удивлен, когда Энтони добавляет свои деньги. Странно думать, что при других обстоятельствах Энтони мог бы пережить встречу с ним.

— Разве твоя жена не дома? — небрежно спрашивает Энтони, все еще возясь с бумажником.

Нет, вероятно он все-таки не пережил бы знакомство с Ганнибалом — слишком любит играть на нервах. Диммонду нравилась роль разлучника, сцапавшего чужого мужа. И это не совсем ложь… Хотя Ганнибал не может с уверенностью сказать, кому именно он изменяет, когда позволяет Энтони схватить его за воротник и целовать, шептать бесхитростные, грязные вещи.

В момент, когда двери лифта закрываются, Энтони оказывается на нем: плечи Ганнибала ударяются о зеркальную стену, Энтони целует его, ногти царапают кожу головы и посылают мурашки по всему телу. Его бедра — и эрекция — прижимаются к бедрам Ганнибала.

— Я начинаю думать, что терпение не твоя добродетель, — говорит Ганнибал между поцелуями.

— Боюсь, это цена того, что я вырос как избалованный мальчик из старого доброго Итона, — с методичной осторожностью он расстегивает первую пуговицу рубашки Ганнибала и прижимается губами к полоске кожи. — Я уверен, ты обнаружишь, что я могу быть очень терпеливым, если захочу.

Двери открываются, когда он берется за следующую пуговицу.

— Отвечая на твой предыдущий вопрос, — говорит Ганнибал, выходя из лифта, — Я не совсем уверен, где моя жена.

— О, элемент неожиданности! — мурчит Энтони. Они подходят к двери в квартиру, и Ганнибал достает свой ключ. — Я ценю это в людях.

Так получилось, что Беделия стоит прямо там, в прихожей, с чемоданом в руках. Ганнибал едва заметно моргает, как рептилия, но Энтони хмурится, и резко останавливается на пороге. Должно быть гадает, в какую семейную драму он ввязался.

Беделия оглядывает его с головы до ног, затем переводит взгляд на Ганнибала, который чувствует лед ее глаз, скользящий по растрепанным волосам, расстегнутой рубашке и отсутствующим галстуке. Именно пристальность взгляда заставляет его принять решение.

— Дорогая, если я тебе понадоблюсь, мы с мистером Диммондом будем в спальне, — сухо говорит он и заходит в комнату не оглядываясь. Тяжелые шаги намекают, что Энтони снова следует за ним. Когда дверь закрывается, Ганнибал прижимает Энтони к ней с такой агрессией, что Беделия наверняка слышит.

— И что это там было? — спрашивает Энтони.

— Моя жена иногда предпочитает отдохнуть на море.

Ложь не требует усилий. Он утыкается носом в чужую шею и покусывает кожу. Энтони стонет.

— Как ты думаешь, она присоединится?

— Сомневаюсь.

Энтони возится с пуговицей на брюках Ганнибала.

— Честно говоря, не могу осуждать ее за ревность, когда это ждет тебя каждую ночь… — он ухмыляется, освобождая член из белья. Ганнибал впивается зубами в плечо и Энтони шипит. — Неудивительно, что она всегда — ох! — выглядит такой… усталой…

Он судорожно вздыхает, когда Ганнибал поднимает его руки над головой, удерживая запястья. Если бы Ганнибала спросили, он бы всячески отрицал наличие какой-либо парафилии или садистических пристрастий в своей сексуальной идентичности, но сейчас есть что-то привлекательное в идее сделать Диммонда беспомощным. И Энтони не делает никаких попыток бороться. Скорее, охотно подчиняется. Действительно покорное создание.

Ганнибал очерчивает языком сильную вену на шее Энтони, чувствует его пульс, который учащается, когда он расстегивает брюки и вытаскивает свободной рукой член. Он тяжелый в ладони, среднего размера и обрезанный. Ганнибал поглаживает его на пробу, медленно, касаясь большим пальцем вены, и Энтони облизывает губы. Это движение напоминает Ганнибалу о дерзко брошенном обещании. Он не может сдержать улыбку, которая приподнимает уголки его рта. Зрачки Энтони топят глаза в черноте.

— Как ты говорил, засадить, пока не сможешь дышать?

Губы Энтони изгибаются в ухмылке.

— Dottore, не забывай, я учился в Итоне.

Ганнибал ослабляет хватку на запястьях и Диммонд, поняв намек, послушно опускается на колени. Он, как и подозревал Ганнибал с их первой встречи, любит дразниться. Поцелуи, прикосновения кончиками пальцев, случайные движения языка — но ничего серьезного. Он кладет руки на плечи Энтони: не приказ, а предупреждение. Тот игнорирует это, садиться на пятки и смотрит на него снизу-вверх.

— Знаешь, настоящий доктор Фелл презирал меня, — он обхватывает яйца Ганнибала и лениво целует член. — Не мог… смириться… что смазливый дурачок… который каждое утро приносит ему кофе… может придумать фразу лучше, чем он…

Он облизывает длинную, нежную полосу на члене Ганнибала, продолжая доверчиво смотреть снизу вверх, и выглядит довольным собой, своим спутником и жизнью в целом.

— Ты даже не представляешь, какое это наслаждение для меня…

С этими словами он заглатывает член. Хрипло выдохнув, Ганнибал упирается руками в дверь. Раньше Энтони, казалось, только игрался, теперь же взялся за дело всерьез: он втягивает его глубже, обводит языком и сосет. Смотрит мягкими слезящимися глазами — но Ганнибал закрывает свои. Он опускает одну руку, чтобы запутаться пальцами в волосах Энтони, крепко удерживая его. Кудри такие мягкие, что могут разбить сердце.

Здесь, в таком положении, он может придумать по меньшей мере шесть способов, которыми он мог бы убить его. Но что-то — в дополнение к удовольствию и отвращению к смешиванию секса и смерти в вопросах, которые не касаются Уилла Грэма — удерживает его руку.

Член покидает рот Энтони с непристойным звуком.

— Я что-то делаю не так? — спрашивает он.

Ганнибалу требуется мгновение, чтобы понять: он становится мягким. Беделия постоянно обвиняла его в том, что он слишком много времени проводит в своей голове. Возможно, она в очередной раз оказалась права. К тому же он уже давно не тот двадцатилетний студент, который мог постучаться в дверь спальни своего соседа, и быть уверенным, что не сомкнет глаз всю ночь.

Унижение жалит.

— Что мне сделать? — спрашивает Энтони.

Он действительно должен убить его прямо сейчас, хотя бы ради сохранения своего достоинства.

— Иди в кровать.

Энтони с готовностью подчиняется, но Ганнибал уже не смотрит на него, отступая в ванную, чтобы ополоснуть лицо водой и как следует обдумать следующий шаг. Он хочет убить Энтони по тем же обобщённым причинам, что и всех остальных, а вот причины, по которым он предпочел видеть его живым, гораздо сложнее.

Он думает о чайных чашках на своей кухне в Балтиморе, и о том, как каждая из них превратилась в осколки на полу. И снова, в который раз, он жаждет повернуть время вспять, чтобы чашка снова стала целой. Если он посмотрит в зеркало, то увидит сидящего на кровати мужчину. Он также знает, что не смотря на все чашки, что он может разбить, это будет не тот человек.

Не глядя в зеркало, он вытирает лицо полотенцем и с новой уверенностью возвращается в спальню, чтобы забраться на Энтони и поцеловать его. Энтони тут же обнимает его за плечи, кладет ладонь на бедро. Кровь приливает к члену. Коленом он раздвигает ноги Диммонда. Тот лихорадочно расстегивает его рубашку, посасывает язык и, когда не добивается желаемой реакции, сильно кусает нижнюю губу Ганнибала, пока кровь не наполняет рот. Он садится прямо и тянет Энтони за собой. Зубы царапают уязвимое горло. Рука Энтони тянется к своему члену, но Ганнибал ловит его запястье.

— Раздевайся и ложись, — приказывает он, и поэт краснеет, а потом кивает, затаив дыхание.

Ганнибал поворачивается, чтобы найти смазку в тумбочке. Когда он возвращается, Энтони без рубашки и борется с заевшей молнией на брюках. Ганнибал мягко отводит его руку в сторону и сам расстёгивает ее.

— Ты меня трахнешь? — спрашивает Энтони, вылезая из нижнего белья. — Ты можешь, если хочешь.

Перехватив взгляд Ганнибала, он продолжает:

— Боюсь, на твою лекцию я пришел по зову сердца и других частей тела, а не из научного интереса.

Ганнибал начинает расстегивать пуговицы на рубашке, но Энтони повторяет его предыдущий жест.

— Позволь мне.

Ганнибал лениво думает, что Диммонд, наверно, по-своему красив, но все, что он видит, когда Энтони расстегивает последние несколько пуговиц, а затем помогает ему снять брюки — это то, как его чёлка так же падает на глаза, и эта знакомая сосредоточенная морщинка на лбу...

Теперь они обнажены и Энтони садится к нему на колени, берет за подбородок и целует.

— Должно быть ты скучаешь по кому-то. Сильно.

— В коленно-локтевую, — снова приказывает Ганнибал вместо ответа.

Энтони повинуется. Так он выглядит более жалким, более… обезличенным.

Человек, которого легко трахнуть, легко оставить. Легко убить.

Он реагирует на все — на пальцы Ганнибала, на его рот — тихими вздохами. Ганнибал толкается в него. Темп жесткий и быстрый, и Энтони не нужно много времени чтобы начать стонать в матрас. Он кончает, когда рука Ганнибала обхватывает его член, а зубы впиваются в плечо.

Ему вдруг приходит в голову мысль, что он так и не оплакал Уилла, или того, что у них было, или хотя бы смерть своего прежнего «я». Он потерял старое имя, а Уилл, конечно, не умер по-настоящему, но его хрупкая, ранимая версия, которую Ганнибал отправил в тюрьму, — она определенно мертва.

А что же Энтони, неосознанно оказавшийся меж Сциллой и Харибдой?

Ганнибалу кажется, что рваные стоны, которые он издает — его собственный реквием.

Он кончает и на мгновение довольствуется тем, что спокойно лежит рядом с ним, вдыхая аромат его волос и одеколона. Этот запах ему подходит. Подавляюще-болезненная мысль в том, что другой, гораздо более резкий и дешевый аромат, ему нравится больше. Ганнибал скатывается с него.

— На кухне есть бутылка Château Lafite. Оденься, и можешь принести нам два бокала.

— А твоя жена не будет против? — спрашивает Диммонд, одеваясь.

— Едва ли.

Ганнибал не удивится, если Энтони попытает счастья с Беделией, при условии, конечно, что она осталась в квартире.

Энтони накидывает рубашку Ганнибала и оставляет ее расстегнутой. Он неторопливо выходит из спальни, напоследок одарив его озорной улыбкой.

Оставшись наедине с собой, Ганнибал надевает халат, а затем включает запись Форе. Быстрый осмотр карманов позволяет обнаружить галстук, который Энтони забрал в качестве трофея. Ганнибал туго натягивает его в руках и задумчиво оглядывается на дверной проем. Издалека доносится звон бокалов. Он наматывает галстук на руку, слушает музыку еще минуту или две, и направляется в сторону кухни.

Время завершить день.

 

@темы: переводы, фанфик, Hannibal, Ганнибал/Уилл, Яой (слеш)

---

Томарри, слеш, R, впроцессник

Тонкая грань (Fine Line)
Переводчик: Seraphim Braginsky
Автор: galaxiesundone
Оригинал:  https://archiveofourown.org/works/26949952/chapters/65774281
Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер», Гарри Поттер (кроссовер)
Пэйринг и персонажи: Том Марволо Реддл/Гарри Поттер
Рейтинг: R
Размер: планируется Миди
Статус: в процессе
Жанры: Драма, Психологический ужас, Темный романтизм
Саммари: Магия всегда оставляет следы. Тьма Сектумсемпры в сочетании с природой Гарри как крестража пробуждают осколок души Тома Реддла, заключенного в диадеме Рейвенкло. Ему двадцать. Он молод, амбициозен и дьявольски обаятелен. А еще у него на Гарри больше планы.
[история о соблазне и тьме в духе нбсишного Ганнибала]

Читать на фикбуке ficbook.net/readfic/10114313

6 глава

В детстве, еще до того как Гарри открыл для себя дивный новый мир магии и Хогвартса, была игра, которая особенно сильно нравилась Дадли и его подпевалам. Она была простой как табуретка — на большее у этих имбецилов ума не хватало. А называлось это прекрасное развлечение «Охота на Гарри».

Суть заключалась в том, что сборище придурков во главе с кузеном выслеживало Гарри, а потом они лупили его ногами. Обычно это продолжалось до момента, пока Гарри не сворачивался на земле в маленький комочек, а из его горла не начинали вылетать полузадушенные бессильные хрипы.

Почему никто ему не помогал? Чем он заслужил эту жестокость? Дядя Вернон и тетя Петуния не скупились на красочные описания дурного характера Гарри. По их словам он был хулиганом и сыном безработных алкоголиков. Но даже если бы дела обстояли именно так, разве это давало Дадли право использовать его как боксерскую грушу? Почему взрослые просто отводили глаза, слово ничего не происходит?

Стоя посреди Выручай-Комнаты и пристально глядя на Реддла, Гарри ощущал нечто похожее — такую же отчаянную, бессильную злобу, кипящую внутри него. Это ядовитое чувство требовало ответов, которые он никогда не получит.

— Ты лжешь, — голос мальчика дрожал. — Лжешь!

 

— Ты и сам знаешь, что это правда, — сказал Реддл. Он сделал шаг вперед и Гарри тут же отшатнулся и резко замотал головой.

 

— Дамблдор не поступил бы так… он не мог скрывать от меня такое…

— Да неужели? Разве он не умолчал о пророчестве, о той самой причине, которая стала началом конца? Из-за которой Волдеморт пришел убить младенца? — Реддл склонил голову, словно актер, зачитывающий пафосный монолог. — Я нашел внутри тебя воспоминания о крестражах, и это, как ты понимаешь, единственная причина моей осведомленности. Тридцать первого октября 1981 года я попытался использовать твою смерть для создания последнего седьмого крестража. Символичный конец для мальчика, которому предначертано свергнуть меня. Так что я подготовил все необходимое — ритуалы, заклинания, все, что нужно для перемещения фрагмента души в сосуд. Однако, вместо ребенка проклятье поразило меня самого… И уже отделенный фрагмент души, нестабильный из-за других крестражей, нашел себе пристанище самостоятельно. В тебе.

— Ты мой крестраж, Гарри, — продолжил Реддл, — Благодаря этому я смог покинуть диадему. Именно по этой причине у тебя и Волдеморта странная ментальная связь: ты можешь видеть его глазами, разделять с ним сны, даже ощущать его эмоции.

Грудная клетка Гарри неистово вздымалась — быстро, хаотично, болезненно.

И все же он не мог дышать.

Реальность за считанные секунды превратилась в ужасный, фантасмагоричный кошмар. Мир разваливался на части, а Гарри падал вниз, чтобы свернуться клубочком под тяжелыми обломками.

 

Он был крестражем. Он был крестражем.

Таким же как Реддл. Как медальон, кольцо, чаша, змея.

Он был просто еще одним из якорей, удерживающих Волдеморта в этом мире.

И победу принесет только его смерть. Ему придется умереть ради всеобщего блага.

Дамблдор знал об этом?

Как давно? С тех пор как младенец был отмечен шрамом, обременен громкими титулами и чужими ожиданиями? Или с момента, когда мальчик-второгодка сжимал в руках истерзанный дневник, покрытый кровью и ядом? Или это произошло в миг, когда тело Седрика остывало рядом с Кубком Трех Волшебников, а мальчик беспомощно пытался рассказать глухому миру правду?

 

Реддл положил руку ему на плечо и Гарри вздрогнул. Он даже не понял, что тот подошел к нему непозволительно близко, хотя продолжал ошарашено пялиться на мужчину с того момента, как ужасающее признание сотрясло воздух.

 

— Я знаю, тебе сейчас больно, — меж тем продолжил Реддл, склонившись над ним.

Гарри невольно задался вопросом, как много этот мудак репетировал перед зеркалом, чтобы выдать такой вкрадчивый тон и сострадательную, почти нежную улыбку. Это было идеальное представление если бы не глаза. Они сияли триумфом.

— Узнать, что Дамблдор предал тебя..

— Пошел-ка ты нахер, Реддл, — прорычал Гарри, отталкивая чужую руку.

— …прости, что?

Сострадательная мина рассеялась как дым: голос Реддла был острее ножа, а лицо стало холодным и пустым. О да… Гарри куда больше нравилось видеть его в гневе. Хотя бы в этом он был честен.

 

— Я сказал, что ты можешь пойти нахер! Перестань делать вид, что тебе не плевать на меня. Потому что тебе. Абсолютно. Насрать. Ты мог бы рассказать об этой несущественной детали еще в день нашей встречи, но нет! У тебя нашлось время, чтобы обсудить планы на мировое господство, чтобы оправдать убийство маглов и темную магию, но, очевидно, времени на крестраж не осталось. Ты так же отвратителен как Дамблдор…

Гарри взвизгнул, когда Реддл коршуном вцепился в его плечо и подтащил к себе. Между ними осталось каких-то пара дюймов.

— Пусти меня!

— Я был очень терпелив с тобой, Гарри, — прошипел Реддл. — За несколько дней я помог тебе больше, чем Дамблдор за многие годы. И теперь я полагаю, что заслужил хотя бы вежливость.

— Вежливость?! — Гарри все так же безуспешно пытался вывернуться из стальной хватки, но Реддл был впечатляюще силен для человека без физического тела. — Дамблдору нужна моя смерть, чтобы выиграть войну, а я застрял с психопатом, которому вообще плевать выживу я или сдохну! Ты бы на моем месте тоже был вежливым? Господи, может мне просто спрыгнуть с Астрономический Башни, тогда у меня по крайней мере будет выбор!

 

— Успокойся, — резко сказал Реддл, — Ты ведешь себя как истеричка.

 

— Именно. ПОТОМУ ЧТО Я ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ!

— Тебе не придется умирать. Да послушай же меня! — Реддл разжал хватку только для того, чтобы вцепиться в подбородок Гарри, силой заставив смотреть ему прямо в глаза. — И мне действительно не все равно, Гарри. Твоя жизнь важна для меня — не перебивай — хотя я не буду притворяться, что забочусь из альтруистических соображений. Нет, ты нужен мне для победы над Волдемортом.

— Какая от меня польза? Я подросток, которому несколько раз повезло, а он… он Волдеморт! Ты можешь выиграть войну и без меня. Ты должен.

— Ты не просто подросток с удачей в кармане. Как думаешь, кому-нибудь из твоих однокурсников хватило бы воли бороться с Волдемортом годами? Думаешь, они знают что-то о настоящей войне? Что-то кроме лжи из третьесортных газетёнок, подконтрольных Министерству? Разве кто-то другой в одиннадцать лет попытался бы помешать Темному Лорду, а не оставил все учителям?

— Мои друзья…

— Твои друзья проявили себя лишь потому, что ты на них повлиял. Без тебя они так и остались бы ничем не примечательными детьми.

— Ты хочешь сказать, что им было бы лучше без меня?!

— Нет. Что за радость быть посредственностью, когда Волшебный Мир нуждается в исключительных людях? Какой смысл в тихой безопасной жизни, когда на горизонте маячит правление Волдеморта? Ты сделал их особенными, Гарри, потому что ты сам особенный. Ты — Избранный, икона Волшебного Мира. Дитя из Пророчества.

— Икона? Ха! — Гарри презрительно усмехнулся. — И что в этом хорошего? Они даже сейчас не могут решить, то ли я Спаситель Мира, то ли новый Темный Лорд. И это дурацкое пророчество… Дамблдор сказал, что пророчество имело значение лишь потому, что Волдеморт в него верил. В то, что у меня есть «сила, которой он не знает». И это гребаная любовь! Мне что, залюбить его до гробовой доски? Как думаешь, ему нравятся прогулки по пляжу на закате или он предпочтет ужин при свечах?

— Забудь об идиотах, что любят распускать нелепые слухи. Ты даешь людям надежду, вот что важно. Напоминаешь одним своим существованием о том, что Волдеморт не так уж непобедим. И когда придет время, они так или иначе поставят тебя на пьедестал. Для многих волшебников потерять тебя, значит потерять надежду.

 

— Я никогда об этом не просил!

 

— И все же они короновали тебя. Если хочешь заручиться их поддержкой — а тебе придется это сделать — то нужно принять свою роль. Победа куется не только теми, кто сидит в башне из слоновой кости и передвигает шахматные фигуры, но и теми, кто стоит внизу и не боится замарать руки. А последним нужно вдохновение. Символ.

Реддл резко отпустил подбородок Гарри.

— Заставь союзников уважать тебя. Самопожертвование, возможно, разжалобит кого-то, но ничто так не привлекает людей как властный, харизматичный лидер. Что касается пророчества… Слова Дамблдора не истина в последней инстанции. Достаточно того, что Волдеморт верит в предсказание, а значит оно исполнится.

— Я крестраж. Для меня нет выбора кроме смерти. Как еще мы сможем победить?

— Ты меня вообще слушал? Я слился с крестражем внутри тебя и когда я обзаведусь телом, ты получишь свободу.

Это… заставило Гарри задуматься.

Решение казалось простым. Оно изящно решало проблему Гарри, параллельно играя на руку Реддлу. Как-то даже слишком хорошо для правды.

— И в чем подвох? Ты заберешь мою душу взамен или…

Реддл улыбнулся. Проклятые ямочки на щеках были все так же восхитительны. Гарри наотрез отказывался копаться в своих чувствах по этому поводу.

— Разумеется, нет. Мы уже согласились принести в жертву парочку Пожирателей Смерти, верно?

— Парочку? — недоверчиво переспросил Гарри. — Мы так не договаривались.

— Да, теперь мне нужно двое. И я не скрывал от тебя этот факт, просто в момент нашей сделки я еще не знал точное количество энергии, которое мне необходимо, — вдруг улыбка Реддла приобрела явственный оттенок коварства, — Кстати, зачем весь этот официоз? Можешь звать меня Том. В конце концов мы соулмейты.

Кровь прилила к щекам Гарри.

— Что? Н-нет! Все не так. Мы не… Мы не соулмейты!

— Разве нет?

— Никаких соулмейтов не существует! Перестань сбивать меня с мысли! Зачем тебе два Пожирателя?

— Души — это очень сложные, восприимчивые ко многим факторам объекты. Никакой оставленный на них отпечаток нельзя удалить полностью, — сказал Реддл. — С двумя Пожирателями я мог бы немедля получить физическое тело, однако наши души так и остались бы связанными. Твоя компания, безусловно, приятна, но мне не хотелось бы провести остаток наших жизней будучи неспособными отойти друг от друга дальше, чем на пару метров. Но убийство раскалывает душу — и, опять же, наши души связаны.

Реддл сделал паузу, задумчиво глядя на Гарри.

— Когда кто-то из нас убьет Пожирателя, вместо раскола души, мы нарушим связь и разделимся. Потом я поглощу жизнь другого Пожирателя и верну собственное тело.

Гарри потребовалась минута, чтобы обдумать слова Реддла. Он не хотел никого убивать — честно говоря, его начинало подташнивать от одной мысли, — но глядя на таких людей как Беллатриса или Петтигрю… Они убивали, предавали, пытали без капли раскаяния.

Если выбирать между их жизнями и собственной…

— Откуда ты знаешь, что все получится? В смысле, ну, ты же никогда прежде такого не делал?

— Верно, не делал, — признался Реддл, — но я уверен, что это сработает. Теория звучит вполне перспективно.

— А ты думал, что «теория вполне перспективна», когда раздробил свою душу на семь частей и случайно сделал из меня крестраж?

Реддл раздосадовано нахмурился.

— Я сделал выводы, — ответил он ледяным тоном, — Большинство магов не осмеливаются прибегать к магии душ. Из-за отсутствия информации я ошибочно решил, что душа — это простой и статичный объект, который легко можно разделить на семь частей. Теперь я использую полученный опыт, чтобы не повторить свою оплошность. Так и работают исследования. Если у тебя нет альтернативы, то рекомендую делать то, что я говорю.

— Я просто хотел уточнить, — Гарри поднял руки в знак капитуляции, прежде чем медленно их опустить. Ну что ж, Реддл хотя бы выложил все карты на стол. Кстати о хитрых картежниках… — А что насчет Дамблдора? Я не думаю, что он обрадуется твоему возвращению, но… Он бы не позволил мне умереть, если бы знал другой способ, да?

И лишь когда вопрос повис в воздухе, Гарри почувствовал себя жалким брошенным щенком, цепляющимся за пустые надежды. Он больше не знал, что будет делать Дамблдор. Он вообще не знал Дамблдора.

— Ты недооцениваешь ненависть Дамблдора ко мне. Я сомневаюсь, что он хочет твоей смерти, но старый интриган готов выиграть войну любой ценой. Он из принципа откажется поверить мне на слово и попытается убить, — Реддл задумчиво склонил голову, — Возможно, мы могли бы позволить Малфою сделать свое дело.

— Нет! — поспешно крикнул Гарри. Что бы он сейчас не чувствовал по отношению к директору, он просто не мог стоять в стороне и смотреть как его убивают, а Пожиратели Смерти разгуливают по школе. С другой стороны, терять Реддла не хотелось — его помощь была неоценимой.

— Может, мы просто могли бы… избегать его? Я имею в виду то, что в учебному году осталось всего пара месяцев, и он сейчас почти не появляется в Хогвартсе. Неужели это так трудно?

— Ты забываешь, что Дамблдор легилимент.

— Значит я буду изучать окклюменцию, — уперся Гарри, — К тому же он…

«Не поступил бы так со мной». Эти слова Гарри буквально прикусил на кончике языка.

Реддл вздохнул.

— Замечательно. Посмотрим, как хорошо твой план будет воплощаться в жизнь. Но мы не можем позволить себе медлить. Быстро уничтожь шкаф.

Гарри уставился на палочку, крепко стиснутую в руке. Пальцы онемели и пришлось размять их один за другим. Это всего лишь шкаф, — напомнил он себе, оглядываясь на Реддла.

— Какое заклинание?

— Фламмифера. Делай вот так, — Реддл потянулся, чтобы обхватить запястье Гарри, двигая его вверх и вниз резким, неровным движением. Гарри не сразу понял, что ему показывают нужные движения палочки.

— Э-э-м, можно еще разок?

— Конечно, — мягко ответил Реддл.

Он повторил движение; оно было похоже на пламя с тремя язычками, которое пляшет на кончике зажигалки. Отпустив запястье Гарри, он добавил:

— Сосредоточься на гневе. Преврати его в желание увидеть, как горит шкаф. Но не позволяй ему перетечь в ярость, иначе рискуешь потерять контроль.

Гнев? Да запросто! У Гарри последнее время этого добра хоть отбавляй. У него было много гнева. На Малфоя, потому что тот вел себя как капризная дива, хотя его жизнь висела на волоске. На Дамблдора и его гребаные секреты. На Волдеморта, которому уперлось заниматься магией настолько мерзкой, что его душа буквально разлетелась на части.

На себя за наивность и глупость; за то, что заглядывал Дамблдору в рот, почти как Пожиратель Смерти — Волдеморту.

Человек Дамблдора до мозга костей, да, Поттер?

Гарри направил палочку на Исчезающий Шкаф.

— Фламмифера!

В мгновение ока шкаф был поглощен ярким, разноцветным пламенем. Красные и желтые языки огня сплетались с другими — синими, фиолетовыми, зелеными. Весь спектр цветов распустился на сухой древесине, делая разномастное нутро Комнаты просто блеклой рухлядью.

Это было красиво.

Исходящий от шкафа жар коснулся лица Гарри. 

Он был словно под гипнозом.

Наконец, пламя с неохотой погасло. Осталась только горстка пепла, бледно-серая, обманчиво простая в сравнении с великолепием, что ее породило.

— Умница, — похвалил Реддл.

Яростный прилив гордости разлился в груди, и Гарри повернулся к мужчине, не в силах сдержать широкую улыбку.

Реддл улыбнулся в ответ, более сдержанно, но с намеком на искренне удовольствие.

Вдруг Гарри услышал отголосок реддлова голоса в голове: «ничто так не привлекает людей как властный, харизматичный лидер».

…Том Реддл определенно многое знал о власти и харизме, не так ли?

@темы: переводы, Harry Potter, фанфик, Тонкая Грань, Яой (слеш), Том Реддл/Гарри Поттер